Спасибо, Маша! Когда это писалось, путешествия за границу, тем более в Америку, были в диковинку и я чувствовала себя почти Колумбом. Отсюда столько эмоций в рассказе. Да и молодость ранняя
Продолжу.
Лас ВегасА утром был новый яркий тёплый день. Тридцать первое декабря. Как же это всё-таки странно – Новый год наступает, а на дворе двадцать градусов тепла, и ты разгуливаешь в футболке с короткими рукавами и в тёмных очках; вместо снега под ногами ветер метёт бурый песок, ни одной ёлки, только пышные пальмы. И весь этот день в Лас-Вегасе был для меня классическим примером того, как можно убивать время в компании друзей.
Начали мы с того, что решили позавтракать. Я как опытный гид-экскурсовод повела всю гоп-компанию в буфет отеля «Цирк-Цирк», где, помнится, мне в прошлый раз удалось быстро и плодотворно провести операцию по насыщению своего желудка и рюкзака. Теперь у входа на нас зашипела такая хвостатая очередь, что, устрашившись, мы бежали. Сунулись ещё в один буфет – такая же картина. Подошли к «Сахаре». Очередь не столь зловещая, но всё же внушительная. Деваться некуда. Отстояв полчаса в этой людской цепочке, которая, как кишка, свернулась в лабиринте из красных верёвок, натянутых между металлическими столбиками, заплатив по пять долларов, мы прорвались внутрь. О-ох!
Наша хлебно-сырно-колбасная диета вприхлёбку с тёплой, приторной, растерявшей все свои газовые пузырьки кока-колой уже всем порядочно осатанела. Теперь перед нами лежали всевозможные кушанья, только подходи, пробуй, выбирай. Полтора часа мы сидели в этом буфете и ели, ели, ели, и сочную, запечённую в хрустящих золотистых сухарях курицу, и парную нежную свинину с жареным картофелем, и белые ароматные ломтики жареной рыбы, и острый гарнир из риса, приправленный перцем, кетчупом и ещё какими-то пахучими специями, и салат из крабовых палочек, и ещё салат из красных помидор с зелёным болгарским перцем, залитый оливковым маслом, и ещё салат из молодых листьев капусты с тёртым сыром и малюсенькими янтарными гренками, и взбитый шоколадный крем в высоком стеклянном бокале на тонкой ножке, и румяный пирог с бордовыми вишнями, и лимонный пудинг со взбитыми сливками и миндалём, и песочные корзиночки с абрикосовыми дольками, и запивали всё это ледяной пепси-колой, клюквенным морсом, терпким апельсиновым соком, чаем, а потом набрали в воздушные вафельные стаканчики мороженое – клубничное, персиковое, ванильное – и наслаждались, как холодная сладость медленно тает во рту… Я с трудом могу припомнить, когда бы ещё я так объе-далась в своей жизни. С полчаса потом мы просто сидели вокруг стола, заваленного остатками роскошной трапезы, с трудом переводя дух и сожалея, что нельзя наесться хотя бы на неделю вперёд. Человек всё же – существо крайне несовершенное. К вечеру нам снова захотелось есть. Мы уже подумывали: может, нам повторить свой набег, но потом решили пожалеть бедных хозяев того буфета. Они, боюсь, вешая над входом в своё заведение табличку с самоуверенным призывом «Всего за пять долларов выбирайте в нашем буфете всё, что сможете съесть!» – даже не подозревали, с какой буквальностью выполнят его пятеро оголодавших студентов из далёких стран. Мы придали словам вывески ис-инный смысл. Еще два-три таких посещения, и на буфете можно было бы вешать другую табличку «Банкротство. Тотальная ликвидация».
Итак, обожравшись, по выражению Иры, «как Шарики на помойке», мы вышли на Лас-Вегас бульвар. Был уже первый час дня.
Излазив Лас-Вегас вдоль и поперёк месяц тому назад, я уже прекрасно знала, что ждёт человека, вступившего на эту самую необыкновенную в мире улицу. Да, всё было то же самое – точно так же перед нами вырастали отели, один великолепнее другого, казино гремели, страсти бурлили и праздник, вечный праздник, продолжался. А то, что тридцать первое декабря – ну так и ничего, народу побольше раз в десять, а так – никаких особых примет Нового года.
Я водила свою экскурсию из отеля в отель, показывала и рассказывала всё, что уже видела и знала сама, и ловила внутри себя, наряду с прежним оглушительным восхищением, какое-то новое чувство. Когда я первый раз прилетела в Лас-Вегас – это был словно прыжок в другой мир, абсолютно нереальный, оторванный от всего привычного, земного, Казалось даже, что он просто недосягаем для простых смертных. А теперь вот я снова здесь, и добралась сюда по грешной земле, а не по воздуху, и друзья мои со мной, и, оказывается, эта фантастика существует для всех, и всё это было как-то странно… А ещё я наблюдала за лицами своих спутников. Вот интересное занятие! Лере, с её театральной натурой и склонностью ко всякого рода эффектным выходкам, Лас-Вегас явно пришёлся по душе. Антон всё определил одним словом: «Круто!» Геворг был сдержан, как всегда, и только без конца деловито щёлкал фотоаппаратом. А Ира… Ира шла с кислым видом, опустив взгляд на серый тротуар. Быть на Лас-Вегас бульваре в первый раз и смотреть себе под ноги!!! И на вопрос: «Что случилось?» – она, хмурясь, ответила: «Ненастоящее всё какое-то. Так, игрушка. И потом у меня от этого грохота голова разболелась. Мы, наверное, слишком долго в казино пробыли». Долго?! Да мы в казино «Дворца Цезаря» зашли на десять минут, да ещё на полчаса в «Экскалибур», да в «Луксоре» Лера потерялась, и мы ещё минут двадцать по всем углам бегали, искали, а потом дали оттуда стрекача. Ребятам не было двадцати одного года, и мы от каждого служащего в форме шугались – не дай бог, прицепится! Это разве долго? А как же я здесь пять дней шаталась, из казино уйти не могла?!
Да, о вкусах не спорят. Права была та седовласая старушка, что сидела со мной в самолёте Цинциннати – Лас-Вегас, когда на прощанье сказала мне: «Вы либо полюбите этот город, либо возненавидите. Среднего не бывает». И я его полюбила. Да, Лас-Вегас не имеет ничего общего с реальной жизнью. А зачем? Зачем искать её там, где её и быть не может? Да, господа, здесь всё ненастоящее, искусственное, всё сделано: и океанская бухта с сокровищами, и пиратские сражения, и двухтрубный колёсный пароход, и тропические сады, и вулкан, и водопад, и замок средневекового рыцаря, и ирригационные каналы Древнего Египта, и загадочный Сфинкс, мечущий огненные стрелы из глаз… Всё. Но зато КАК СДЕЛАНО! И пусть мне говорят, что Вегас – словно самовлюблённый горластый петух, упивающийся своей надутой красотой, что это – всего лишь роскошная сверкающая игрушка, придуманное королевство несмолкающего веселья, где правят бал богатство и азарт; пусть говорят, что это апофеоз низменных страстей, трясущихся рук, бешеных глаз, что это – фальшивый бриллиант, – всё равно. Всё равно, перед обыкновенной человеческой фантазией, создавшей этот бриллиант – БРИЛЛИАНТ – я искренне снимаю шляпу.
Целый день мы пытались дозвониться домой. Ну как же, поздравить родных с Новым годом из Лас-Вегаса! Пробовали и из казино, и из буфета «Сахары», и от дверей сувенирных магазинов, и просто с улицы – бесполезно. Телефонистки на английском, французском, испанском языках твердили одно: «Линия занята. Попробуйте позже». Позже затянулось до вечера. Первым повезло Геворгу. Часов в пять он заученным движением вновь придавил подряд штук тридцать металлических кнопочек с цифрами, и вдруг к шуму, гаму, звону, грохоту казино «Экскалибур» присоединился и его возбуждённый, гортанный голос. Армения на проводе! Геворг говорил быстро, взволнованно, с ослепительной улыбкой, и в непонятной речи мы улавливали только: «…ла-ла-ла-ла-автобус-ла-ла-ла-Лас-Вегас-бульвар-ла-ла-ла-казино…» Один раз он оторвал трубку от уха и вытянул её на несколько секунд в сторону гремящего игорного зала… Закончив разговор, он оглядел нас всех опьянённым взглядом, и я подумала: «Таким, верно, должно быть лицо абсолютно счастливого человека». Я дозвонилась родителям, только когда в Воронеже было уже восемь утра.
День убегал, шесть, семь часов вечера… Пора было подумать о достойной встрече Нового года. Мы, собственно, уже встретили его один раз, по-русски, в одиннадцать утра, сидя в буфете «Сахары» и чокаясь пластиковыми стаканчиками с пепси. Учитывая разницу во времени, у нас дома как раз была полночь, и мы так живо представили себе, как сейчас, вот сейчас, именно в этот момент на другой стороне Земли бьют куранты, и наши родители и друзья поднимают бокалы пенного шампанского и, может быть, пьют и за наше здоровье… Это был один из немногих моментов, когда мы точно знали, где сейчас наши самые дорогие люди, что они делают, там, дома, и от этого они казались такими близкими… Теперь настал черед отметить Новый год по-американски.
В супермаркете мы запаслись литровой бутылкой водки «Смирнофф» за десять баксов, красным вином, кремовыми пирожными на закуску. Затем… Затем мы вернулись в нашу ночлежку. Господи, до чего ж невытравимы оказываются привычки! Мысль о том, что мы вроде бы в Лас-Вегасе и в эту ночь тут непременно должно происходить что-то совсем особенное, как-то пролетала мимо сознания. Организм невозможно было сбить с чёткой программы: раз есть Новый год – встречать его надо с бокалом в руке, уставившись в экран телевизора. Ха, а вот телевизор в этом «отеле» оказался, плохонький, правда, бледный, суетливо моргающий, но тем не менее. До полуночи оставалось ещё часа два с половиной, и мы решили пока отдохнуть, а может, и вздремнуть, как кому удастся.
Телевизор включили в начале двенадцатого. Пошарили по каналам, наконец, нашли подходящий, праздничный. Несколько минут смотрели, потом переглянулись, и в глазах – недоумение и ужас. До нас медленно начало доходить – что же это мы делаем?! Мы в своём уме?! По телевизору шло праздничное шоу, что-то вроде переклички крупнейших городов Америки. Передача велась на-прямую, с улиц Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Сан-Франциско, Лас-Вегаса, Чикаго… Мы остолбенели: кипящая, пыхающая, взрывающаяся огненными фонта-нами каша из людей заливала улицы до краёв, крики, визги, смех, дождь конфетти и серпантина, массовики-затейники в экстазе дирижируют орущими толпами народа… И мы, мы – в одном из городов, где всё это происходит! Здесь, в Вегасе – то же самое, совсем рядом от нас, на площадке у «Острова сокровищ»! В кои-то веки мы попали в Лас-Вегас, да ещё на Новый год, и что – чтобы вот так просидеть всё это в нашем бомжатнике (хорошо ещё, что не клоповнике), наедине с дёргающимся телевизором?! Да это умопомрачение какое-то! Скорей, скорей туда, на улицу, в эту безумствующую толпу! В самый-самый Новый год, точнёхонько в полночь, там обязательно должно случиться что-то такое!.. Это ж Лас-Вегас! Не пропустить!!!
Двадцать пять минут двенадцатого. У меня, как у старого знатока Вегаса, ещё успела промелькнуть мысль, что, даже если мы поскачем резвым галопом, за полчаса до «Острова сокровищ» всё равно не добраться, далеко. Но эта мысль тут же закружилась в вихре лихорадочных выкриков: «Скорей! Одевайтесь, живее! Да побыстрее можно?!!» – и окончательно утонула в чашке красного вина, которое мы проглатывали, уже вылетая на улицу. Полчаса до Нового года, двадцать пять минут, двадцать… Переходя с шага на бег и с бега на шаг, задохнувшиеся, взмокшие, мы неслись по Лас-Вегас бульвару, лавируя между шатающимися прохожими, перескакивая через бордюры, прошмыгивая перед самым носом у гудящих машин; неслись туда, где горели факелы на скалах у океанской бухты «Острова сокровищ» и где, должно быть, происходило нечто… Пятнадцать минут до полуночи, десять, семь!.. Всё труднее стало проскакивать между разболтанными группами людей, всё больше таких же захлёстнутых ажиотажем бегунов… Минутная стрелка подло и быстро ползла к двенадцати. Вот, вот уже совсем рядом это огромное скопище народа, но времени нет совсем, вот и предпоследняя минута 1995 года улетела в вечность, и вот на гигантском светящемся табло около «Острова» замелькало: 59, 58… 24, 23, 22… Мы всё же успели, врезались в толпу, тысячью глоток выкрикивающую вслед за бегущими цифрами: «… шесть, пять, четыре, три! два!! один!!! А-а-а-а-а-а-а-а!!!!!...» Шумно, со свистом дыша, мы обняли друг друга: «Ну-уфф, с Новым! А-ах, годом!! Фу-у-у-х!» Шёл уже тысяча девятьсот девяносто шестой год.
Но ради чего же мы так стремились попасть сюда, в этот бурлящий, огнедышащий котёл именно в полночь, секунда в секунду? Где то «нечто», которое должно было происходить? Толпа была велика, дика и оглушающее шумна, а больше – ничего… Геворг впоследствии на расспросы: «Ну, так как же встречают Новый год в Лас-Вегасе?» – отвечал лаконично: «Кричат».
Толпа стиснула нас со всех сторон, люди разных стран и национальностей, в блестящих малиновых, синих, зелёных цилиндрах, немыслимого вида шляпах, с какими-то сверкающими палками в руках, рычали нам в лицо: «Happy fucking New Year!!!», свистели, дули в скрюченные рожки, которые, помимо пронзительного стона, ещё и разворачивались на полметра в длинные розовые языки, сыпали на головы разноцветные кружочки конфетти, запускали ленты серпантина… Ну и водоворот! Все бестолково перемещались в тысячах разных направлений, вокруг были только вопящие рты, горящие глаза и мельтешня, мельтешня, мельтешня! Под ногами хрустело пёстрое битое стекло, подошвы липли к асфальту, обильно политому смесью вина, пива и кока-колы… Мы мечтали теперь только о том, чтобы выбраться отсюда поскорее хоть куда-нибудь, где можно спокойно отдышаться, где бы нас не толкали, пихали, крутили, сжимали и разжимали, превращая в отбивную котлету. Взявшись за руки, чтобы это броуновское движение не растащило нас в разные стороны, мы за пятнадцать минут одолели пятидесятиметровое пространство и вырвались, наконец, на более-менее свободный участок. Чуть переведя дух, мы щёлкнулись на фоне горящего водопада у «Миража», и фотография навсегда запечатлела нас в тот момент: одуревших, расхристанных, с шальным блеском в глазах.
Назад возвращались спокойно, потрясённые бестолковостью и размахом всего происшедшего. В нашей шарашке не было никого, всех вытянула куда-то новогодняя суета. Мы легли спать. Мне достался верхний ярус скрипучей кровати у самой двери. Что творилось в течение остатка этой бредовой ночи в нашей комнате – я со всей уверенностью описать не могу, но определённо что-то творилось. Сквозь сон я помню, как без конца хлопала дверь, люди (мне казалось – десятки людей) входили и выходили, какие-то полураздетые девки, пуза-тые мужики…
Мы встали рано, когда обессилевший от ночного буйства Лас-Вегас ещё спал. Наш автобус на Лос-Анджелес уходил в десять утра. Ступая по остаткам, объедкам, ошмёткам, обрывкам Нового года, мы добрели до автостанции, погрузились на родной «Грейхаунд» и унеслись прочь из этого города, что не знает усталости и будней. Он проснётся, протрёт глаза, почистит пёрышки и вновь запоёт, засвистит, засверкает под солнцем и звёздами, просто радуясь жизни, радуясь самому себе. Так будет. Непременно.