Прибытие в Лос-Анджелес. Голливуд.
За окном дрожал жаркий дымчатый день. Калифорния, первое января. Автобус резво бежал на запад. Последний рывок, и линия нашего маршрута, что протянулась на многие тысячи миль от атлантического побережья, уткнётся в бескрайнюю синюю гладь Тихого океана. «Грейхаунд» весело проскочил через грязно-коричневую горячую пустыню Мохаве, и морщинистые Кордильеры (а какие они здесь низкие, оказывается!) обступили нас со всех сторон. Стали по-падаться зелёные долины, рощицы деревьев с пышной листвой, виноградники. Короткий зимний день уже начал медленно уплывать с земли куда-то на просторы безбрежного океана, когда автобус вырвался, наконец, из тесноты горных ущелий. Теперь мы ехали по той самой равнине, которая узкой полосой протянулась вдоль всего Тихоокеанского побережья Калифорнии: с одной стороны – грозные скалы, с другой – солёные волны с пенистыми гребнями, на ней – цепочка самых престижных городков Америки, до ужаса похожих друг на друга: беленькие двухэтажные домики с черепичными крышами, деревья, цветы, вечное калифорнийское лето и несмолкающий рокот прибоя… Мы подъезжали к городу без границ, размазанному по необъятной территории, к городу, носящему небесное название «Ангелы» (а Лас-Вегас, кстати, означает просто-напросто «Поля»), к городу, над которым, как говорят, пылают самые красивые закаты в Америке, – к Лос-Анджелесу.
С первых же секунд на станции мы смогли оценить, в какое необыкновенное место попали. Грязь, потрясающее количество народа (такой же бестолковый замызганный автовокзал я видела только в Вашингтоне), мексиканские смуглые лица, все надписи, объявления – сначала на испанском, а уж потом на английском языках. Еще ни в одном городе грейхаундовская автостанция не располагалась в таком своеобразном районе: обшарпанные чумазые дома, рва-ные раны асфальта, ржавые железные загородки, пыльные, кое-где даже разбитые окна, мусорная дрянь под ногами…
И люди. Пока мы, стоя на улице под фонарным столбом, дожидались машину из гостиницы, перед нами развернулось знаменательное зрелище. Грязные рубашки, разодранные обмусоленные джинсы, засаленные кепки… Мимо проковыляла, волоча одну ногу, тощая сгорбленная негритянка с седыми клочьями волос, в фиолетово-сером жёваном комбинезоне; вздрюченный негр нахально приставал ко всем, выпрашивая пять долларов на автобус, ещё разные подобные личности уныло таскались по улице… А ведь тут совсем рядом строгий деловой центр города, и холёный разнеженный Беверли Хиллз, и яркий самолюбивый Голливуд! Да, Лос-Анджелес – явно нечто особенное; это вам не беспорядочное месиво из различных национальностей, культур, жизненных укладов, перемолотых Америкой в мелкое крошево, а экзотический разноцветный салат, в котором все компоненты набросаны крупными сочными кусками. Всему своё место. Уж если бедность – то беспросветная, уж коли грязь – то омерзительная, ну а если богатство – то во всей красе.
Дребезжащий микроавтобус с прогнутой крышей за четверть часа доставил нас на новое место обитания. И где бы вы думали – в Голливуде! Голливуд, вообще-то – отдельный городок, вплотную прилепившийся к Лос-Анджелесу, и живут там самые обычные люди, и выглядит он совсем обыкновенно, и знаменитую компанию Universal Studios – столицу американской киноиндустрии – надо ещё поискать. Шоссе убегало вдаль, по обе стороны поднимались тёмные холмы, покрытые лесом. Иногда в густых зарослях проблёскивали огоньки, и мы угадывали, что там прячутся редкие домишки. В одном из таких и размещался наш нынешний отельчик «Банановое Бунгало».
– Добро пожаловать, добро пожаловать! – Худощавый белобрысый парень радостно сообщил нам, что за восемнадцать долларов за ночь у них есть для нас чудная комнатка, правда, всё с теми же двухъярусными полатями, но зато никого посторонних там не будет. О, это как раз то, что нужно! Обычная процедура регистрации: имя, фамилия, из какой страны (все гостинички, где мы останавливались – международные, специально для путешествующей молодёжи со всего света).
– Страна? Мы из России, вот Геворг – из Армении. – Так, Армения, всё в порядке, держите ваш ключ. А Россия… Хм, Россия… – парень сконфуженно посмотрел на нас. – Знаете, у нас в компьютере такой нет… – Как нет?! Да вы что, смеётесь? – Извините ради бога, но – нет… Наверно, гости из России у нас нечасто бывают. Армян-то в Лос-Анджелесе полно, вот и Армения у нас есть. А Россия… Ну простите, мы вам сейчас просто другую страну в карточке напишем, из тех, что в компьютер занесены. Хотите Коста-Рику? Или Венесуэлу? – Парень от чистого сердца предлагал нам любое гражданство на выбор. – А может, Данию? – Давайте лучше Данию, – обреченно согласились мы. И этот регистрационный квиточек из Бананового Бунгало, где чёрным по белому написано: «Имя – Любовь Гончарова. Страна – Дания», – вот он, лежит сейчас передо мной на столе. Храню как реликвию.
Компенсацией за «моральный ущерб» нам послужило известие, что этот отельчик бесплатно развозит своих обитателей по всем местным достопримечательностям. Мы записались: завтра – Universal Studios, послезавтра – Disneyland.
Заканчивался седьмой день, как мы в пути. Кошельки наши со времени отбытия из Нью-Йорка заметно отощали. Исключительную важность приобрел вопрос: раздобыть наличность и, желательно, побыстрее. Короче, нужно сни-мать деньги со счёта. В Америке это просто. Не важно, где расположен твой банк, а где в данную минуту вздумалось находиться тебе самому. Найди любую АТМ-машину, сунь ей в зубы свою пластиковую карточку, и банкомат, поразмыслив, поскрипев и осознав, что не отвертеться, отсчитает тебе требуемую сумму хрустящими бумажками. Ну так вот, в девятом часу вечера мы вышли на поиски этой заветной машины. Парень у регистрационной стойки с энтузиазмом выдал нам инструкции: «Тут недалёко, минут с пятнадцать будет. Всё прямо, прямо, потом вниз, потом направо, потом ещё раз, а потом… Да там и сами увидите». Ну спасибо.
Минут пять мы шли по обочине пустынного шоссе, редко освещённого фонарями, мимо время от времени проносились машины, и было абсолютно непонятно, куда тут нужно сворачивать и где тут вообще можно что-либо подходящее увидеть. Закралось подозрение, что парень тот, святая простота, имел в виду пятнадцать минут езды на машине. Да… А если мы сейчас денежку не снимем, кушать-то нам завтра будет нечего…
На стене какого-то придорожного сарая висел телефон. Геворг молча, решительным шагом направился к нему, снял трубку, набрал номер, и я услышала самый удивительный телефонный разговор в своей жизни: – Алло, это Сити-банк? Добрый вечер, я ваш клиент. Сейчас я стою на шоссе неподалёку от студенческой гостиницы «Банановое Бунгало» в Голливуде. Мне хотелось бы узнать, где здесь находится ближайшее банковское отде-ление с АТМ-машиной. Так. Так… За мостом… Центр. Так, ясно. О’кей, большое спасибо! – Так, ребята, идём правильно, – повесив трубку, Геворг обратился к нам. – Вниз, под мост, там начинается центр города, там всего полно!
И мы пошли, и, действительно, вошли в город, но город был нам не нужен, а нужна только неоновая вывеска со словом «Банк», и взгляд наш, и сознание нацелены были именно на неё, а всё остальное проскальзывало мимо, как несущественное. Мы не обратили внимания даже на то, что давно уже идём по неожиданно яркой, щедро освещенной улице, и очнулись только когда увидели у себя под ногами впечатанные в асфальт звёзды. Так мы попали на Голливуд-бульвар.
И тут был банк. Первая АТМ не работала, в другой не было денег, повезло лишь с третьего раза. Мы сняли по двести баксов и зашли в магазин, и купили себе копчёных цыплят в качестве закуски для так и не початой бутылки «Смирнофф» и шоколадных печений на десерт, чтобы всё-таки отметить Новый год как следует… И такое вдруг бесшабашное веселье накатило, такое счастье! Мы шли обратно, не видя вокруг себя ничего, пьяные одним лишь сознанием, что идём по Голливуд-бульвару, едва замечая, что ступаем по звёздам со знако-мыми, а всё больше незнакомыми именами, что в стеклянных витринах мелькают красочные плакаты с соблазнительными кинодивами, пепельные, сиреневые, зелёные парики, карнавальные маски, застывшие фигуры манекенов, чёрные кожаные куртки а-ля Майкл Джексон, блестящие вечерние платья с пухом и перьями, бесчисленные сувениры с обязательной картинкой киноленты и кинокамеры… Если существует абсолютный максимум радости и счастья, кото-рый дано когда-либо испытать человеку, то в этот вечер мы узнали, что это такое. Мы, ну кто мы такие, ведь самые обыкновенные ребята, и вот вчера мы встретили Новый год в Лас-Вегасе, а сегодня – первое января, и так тепло, и мы живём в Голливуде, и идём по Голливуд-бульвару, а завтра будут Universal Studios, а потом – Диснейленд, и всё это мы сами, САМИ! И нам море по колено, и нам покоряются города и пространства, и вся Америка лежит у наших ног! Это было настоящее сумасшествие: Геворг, обычно такой сдержанный, пел «Гори, гори, моя звезда» и «Орлята учатся летать», и вместе с Лерой отплясывал лезгинку; Ира с Антоном пытались говорить что-то друг другу, но после каждого слова заливались безудержным сумасшедшим смехом, а я прыгала вокруг них всех, размахивая найденной тут же сосновой веткой, и допрыгалась: шлёпнулась с бордюра и разодрала на коленке свои новые чёрные вельветовые брюки, что было обидно и больно, но всё же не очень – всё-таки об асфальт Голливуд-бульвара, а не как-нибудь…
С утра мы отправились в Universal Studios.
|